Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс

Мистер Бландуа ткнул правым указательным пальцем в сторону комнаты больной, а левым указательным пальцем – в сторону портрета, затем подбоченился, широко расставил ноги и улыбнулся мистеру Флинтвинчу, опустив нос и приподняв усы.

– Как большинство супружеских пар, надо думать, – отвечал мистер Флинтвинч. – Ручаться не могу. Не знаю. В каждой семье есть свои тайны.

– Тайны! – живо подхватил мистер Бландуа. – Повторите-ка, милейший, что вы сказали.

– Я сказал, – отвечал мистер Флинтвинч, чуть подавшись назад, потому что гость вдруг так выпятил грудь, что мистер Флинтвинч едва не уперся в нее носом. – Я сказал, что в каждой семье есть свои тайны.

– Есть, милейший, есть! – воскликнул Бландуа, схватив его за плечи и раскачивая взад и вперед. – Ха-ха! Вы правы. В каждой семье они есть! Тайны! Клянусь небом! И в некоторые семейные тайны замешан сам дьявол, мистер Флинтвинч! – Он дружески похлопал мистера Флинтвинча по плечам, словно восхищаясь остроумием отпущенной им шутки, потом вскинул руки кверху, откинул голову назад, переплел пальцы на затылке и разразился громовым хохотом. Новый оборот винта не принес мистеру Флинтвинчу успеха. Мистер Бландуа хохотал до тех пор, пока не улегся его приступ веселости. – Дайте-ка мне на миг свечу, – сказал он, успокоившись наконец. – Поглядим на супруга этой необыкновенной женщины поближе. Ага! – Он поднял свечу к портрету. – Тоже, видно, недюжинной силы характер, хотя несколько в ином роде. Почтенный джентльмен как будто говорит – как это, а? – Не Забывай! Не правда ли, мистер Флинтвинч? Клянусь небом, сэр, мне кажется, я слышу эти слова!

Он вернул свечу мистеру Флинтвинчу, не упустив случая снова пристально на него поглядеть, и небрежной походкой направился вместе с ним в сени, не переставая восхищаться старинной прелестью дома и твердя, что получил удовольствие, от которого не отказался бы и за сто фунтов.

С этой неожиданной развязностью тона изменилось и поведение мистера Бландуа; он стал грубее, резче, в нем появились нахальство и дерзость, которых прежде не было; мистер Флинтвинч замечал все это, но его пергаментная физиономия, не подверженная никаким переменам, сохраняла свое обычное бесстрастие. Могло разве показаться, что он чуть-чуть лишнего повисел в петле, прежде чем дружеская рука перерезала веревку; в остальном же он оставался таким, как всегда, невозмутимым и хладнокровным. Осмотр дома закончился в маленькой комнатке, смежной с сенями. Здесь они остановились, и мистер Флинтвинч посмотрел на мистера Бландуа.

– Очень рад, что вы получили удовольствие, сэр, – спокойно заметил он. – Признаюсь, никак не ожидал. Вы даже словно бы повеселели.

– Мало сказать повеселел, – ответил Бландуа. – Честное слово, я отдохнул и набрался свежих сил. Скажите, мистер Флинтвинч, у вас бывают предчувствия?

– Не знаю, что вы под этим подразумеваете, сэр, – был ответ.

– Предчувствие, это когда вам смутно кажется, что должно произойти нечто – в данном случае нечто приятное.

– Пока что мне ничего такого не кажется, – отвечал мистер Флинтвинч самым серьезным тоном. – Если начнет казаться, я вам сообщу.

– Мне, например, кажется, – продолжал Бландуа, – что нам с вами предстоит познакомиться поближе, милейший. А вам не кажется?

– Н-нет, – с осторожностью отвечал мистер Флинтвинч. – Пока нет.

– Я предчувствую, что мы с вами станем близкими друзьями. Неужели у вас не появилось такое предчувствие?

– Пока не появилось, – сказал мистер Флинтвинч.

Мистер Бландуа снова ухватил его за плечи и несколько раз тряхнул в виде дружеской шутки; затем взял его под руку и высказал надежду, что любезнейший старый плут не откажется распить с ним бутылочку вина.

Мистер Флинтвинч, не колеблясь, принял приглашение, и они тут же отправились в знакомую нам таверну, не смущаясь дождем, который неугомонно стучал по оконным стеклам, крышам и тротуарам. Гроза миновала, уже не гремел гром, не сверкали молнии, но дождь лил как из ведра. Добравшись до своей комнаты, Бландуа в качестве любезного хозяина тут же приказал подать портвейну и уютно свернулся на диванчике у окна (для удобства подмяв под себя все хорошенькие подушечки), а мистер Флинтвинч расположился в кресле по другую сторону стола. Мистер Бландуа предложил пить большими стаканами, на что мистер Флинтвинч охотно согласился. Когда стаканы были принесены и вино налито, мистер Бландуа, окончательно разошедшись, чокнулся со своим гостем и предложил тост за дружбу, которая согласно его предчувствию должна была связать их в самом недалеком будущем. Мистер Флинтвинч не разделял бурного веселья своего хозяина, но тосты принимал любые и исправно, хоть и молча, пил, сколько бы ему ни налили. Он с готовностью протягивал свой стакан, когда мистер Бландуа изъявлял желание чокнуться (а он его изъявлял всякий раз, вновь наполнив стаканы), и с не меньшей готовностью осушал бы не только свой стакан, но и стакан Бландуа тоже, ибо от винной бочки его отличало лишь то, что бочка не ощущает вкуса вина.

Короче говоря, мистеру Бландуа пришлось убедиться, что лить вино в Флинтвинча совершенно бесполезно, ибо от этого язык у него не развязывается, а еще больше прилипает к гортани. Более того, он, видимо, готов был продолжать это занятие всю ночь, а там, если доведется, весь следующий день и следующую ночь; тогда как мистер Бландуа смутно чувствовал, что его собственный язык начинает болтаться чересчур уж усердно. А потому он после третьей бутылки прекратил развлечение.

– Вы завтра зайдете к нам за деньгами? – деловито спросил мистер Флинтвинч, прощаясь.

– Не беспокойтесь, моя прелесть, деньги я с вас получу, – отвечал мистер Бландуа, хватая собутыльника за ворот. – До свидания, Флинтвинчик! – Тут он с истинно южным пылом сжал его в объятиях и звучно облобызал в обе щеки. – Мы еще увидимся, громы и молнии! Слово джентльмена!

Но на следующий день он так и не появился, хотя рекомендательное письмо из Парижа было получено с утренней почтой. А вечером, зайдя в таверну, мистер Флинтвинч, к немалому своему удивлению, узнал, что он еще утром полностью расплатился и отбыл на континент. Однако же Иеремия до тех пор скреб свой подбородок, пока не выскреб из него твердую уверенность, что мистер Бландуа сдержит свое слово и им еще приведется увидеться.

Глава XXXI

Достоинство

Кому не доводилось встречать на людных улицах столицы тщедушного, желтого, сморщенного старичка, словно бы свалившегося с неба (если предположить, что какое-либо из небесных светил может ронять такие слабенькие тусклые искры), который, оробев от шума и суеты, с испуганным видом жмется поближе к стенам. Это всегда именно старичок, а не старик. Если он когда-нибудь был стариком, то с годами усох и превратился в старичка; если и раньше был старичком, то в конце концов съежился в маленького старичонку. На нем сюртук никогда и нигде не виданного цвета и покроя, к тому же сшитый явно